Александр Кареевский: Подводные камни «горячих» денег

В Кемерове побывал экономический обозреватель ВГТРК, автор и ведущий программы «Геоэкономика» Александр Кареевский. Он выступил в роли одного из экспертов на конференции «Временная стабилизация или уверенный рост? Перспективы инвестиций в российскую экономику». Перед конференцией Александр Кареевский ответил на несколько вопросов корреспондента RESFO.

— В последнее время наблюдается тенденция притока иностранного капитала в Россию. Какие подводные камни таят в себе подобные инвестиционные потоки?

— Надо понимать, что бесплатных пирожных не бывает, и если кто-то скажет, мол, приходите к нам с одним миллионом, а мы вам легко сделает два, — туда лучше не ходить. Что касается негативных эффектов от притока инвестиций, то они, безусловно, есть, потому что это так называемые «горячие деньги». Это деньги, которые бродят по миру и ищут для себя наилучшее пристанище в смысле доходности. Если сейчас около 30 развитых стран мира имеют отрицательную доходность: не тебе платят за облигации, а ты платишь за облигации, чтобы твои деньги не лежали дома в сейфе, а лежали бы в банке. И сейчас такая ситуация в 30 странах мира.

В России по сравнению с этими странами хорошая доходность, поэтому к нам валом пошли деньги. Кстати, этот приток во многом держит курс рубля, если бы не этот приток, рубль бы уже стоит $70. Но проблема в том, что эти «горячие деньги» как пришли, так же быстро могут и уйти: две кнопки на компьютере нажал, продал — и все ушло. Конечно, я несколько утрирую, большие деньги так не продашь, это может занять день-два, максимум — неделю. Западные инвесторы начинают выводить деньги аккуратно с какого-то рынка, а потом, когда забирают остатки, на этом рынке случается обвал. И потому, когда вы слышите по телевизору, что случился обвал на рынке той или иной страны, это означает, что крупные инвесторы оттуда уже ушли, мелкие забирают свои остатки, спекулянты усиливают тенденцию и так далее. Проблема именно в этом.

Когда инвесторы уходят, реализуется именно такая схема. И это ахиллесова пята всех стран, рынки которых открыты для иностранных инвесторов. В определенный момент начинается «турбулентность» на финансовом рынке — отток капитала, увеличение дефицита бюджета и так далее. Я надеюсь, что у нас именно сейчас такого не произойдет — какие-то капиталы приходят, какие-то уходят. Но многое будет зависеть и от позиции регулятора, от политики Центробанка. Пока предпосылок к такому резкому выводу иностранных капиталов из России нет, но риск подобный всегда есть.

— Сегодня, когда мы говорим об инвестициях, о различных финансовых инструментах рынка, возникает ощущение, что все это никак не привязано к реальному сектору экономики. Как они на самом деле связаны в сегодняшней ситуации?

— Эта проблема сейчас есть не только в России, она актуальна для очень многих стран. Финансовые рынки — необходимое условие для развития всей экономики. В последние лет 20 они стали как бы самодостаточными, те деньги, которые были напечатаны Центробанками разных стран, крутятся в финансовом секторе и не идут в реальный сектор. Эта проблема есть в Америке, в Европе, в Японии. В Китае такой проблемы нет, там, наоборот, перепроизводство. В России та же ситуация в этом плане, что в Европе и Америке — деньги есть, но они не идут в реальный сектор. Но без финансового рынка деньги точно никуда не пойдут.

Конечно, переток есть из финансового сектора в реальный, но этот поток сейчас резко обмелел, инвесторы не понимают, в производство чего можно сейчас вкладывать деньги, — в основном из-за кризиса перепроизводства. Норма доходности на капитал резко снизилась. Простой пример: Китай понастроил много заводов, выплавляет много стали — а куда ее девать? Цемента они производят больше, чем во всем остальном мире — куда его девать, кто его купит? Нужны новые технологии, которые будут востребованы покупателями, и тогда деньги пойдут в производство. Пока же денег слишком много, а девать их некуда в реальном секторе, чтобы их потом вернуть. Да, можно построить еще несколько заводов, работающих по имеющимся технологиям, но кто потом купит их продукцию? Если покупателя не будет — деньги не вернутся, и в этом проблема.

— От кого в данной ситуации стоит ожидать первых шагов: от тех, кто занимается реальными проектами, новыми технологиями, кто просчитывает от них отдачу? Или все же от финансового сектора?

— Теории теориями, но жизнь продолжается, экономика функционирует. И даже, чтобы поддерживать имеющие мощности, нужно инвестировать. Кроме того, в России не такой уровень проникновения, например, различных услуг. У нас есть, чем заниматься, есть, во что вкладывать деньги. И если правильно просчитать проект, то привлечь под него финансирование совершенно реально. Финансисты могут в своем соку вариться до определенного момента, но они должны выходить к реальному сектору, иначе это уже станет похоже на какое-то казино. Как бы финансовые рынки ни отрывались от реалий в моментах, они все равно приходят к разумным цифрам. Нельзя делить финансы и реальный сектор, это взаимосвязанные части одного целого.

Реальный сектор — это определенные производственные циклы, это огромная инерция, и пока по нему распространится кризис или, наоборот, улучшение в экономике, — пройдет значительное время. А финансы реагируют моментально. Поэтому представители ЦБ и говорят: «Недостаточно одних мер денежно-кредитной политики, чтобы поднять темпы роста экономики». На русский язык это переводится так: «Не виноватые мы, правительство должно что-то сделать, чтобы бизнес придумал что-то новое, во что можно будет вкладывать деньги без риска их потерять». Нельзя сказать, что банкиры сидят на деньгах и никому их не дают. Они просто хотят их вернуть обратно, но при этом понимают, что в нынешней ситуации, при предлагаемых им проектах, они их не вернут. Поэтому они их не дают.

Движение реального сектора и финансового навстречу друг другу должно быть обоюдным. Реальный сектор тоже не может жить без денег, иначе можно уже будет переходить на натуральное хозяйство. В 2008 году финансовый кризис постепенно перешел в реальный сектор — в основном через прекращение кредитования. И когда мы рассказывали про кризис ипотечных облигаций, нам говорили: а нам зачем знать про какие-то американские облигации? Мы объясняли, что все это по цепочке придет и к нам. Так оно и случилось, потому что финансы и реальный сектор работают вместе, но их связь — не автоматическая, она работает через какое-то время. И есть проблема коммуникации между реальным и финансовым секторами. А кто решит проблему, как заставить деньги из финансового сектора идти в реальный сектор в нужном направлении в нужном количестве, видимо, получит Нобелевскую премию по экономике.

Мария Лаврентьева, Кемерово